Неточные совпадения
Лошади подбежали к вокзалу маленькой станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то во тьму,
в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался
в пустом купе второго класса, посматривая
в окно, где сквозь мокрую тьму
летели злые огни, освещая на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на крышки огромных гробов. Проплыла
стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это от них
в шум поезда вторгается лязгающий звук.
Очнувшись, снял он со
стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и
в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на
стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься
в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана
в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли,
полетел стремглав.
Не успела Зинаида произнести эти слова, как я уже
летел вниз, точно кто подтолкнул меня сзади.
В стене было около двух сажен вышины. Я пришелся о землю ногами, но толчок был так силен, что я не мог удержаться: я упал и на мгновенье лишился сознанья. Когда я пришел
в себя, я, не раскрывая глаз, почувствовал возле себя Зинаиду.
А там, за
стеною, буря, там — тучи все чугуннее: пусть!
В голове — тесно, буйные — через край — слова, и я вслух вместе с солнцем
лечу куда-то… нет, теперь мы уже знаем куда — и за мною планеты — планеты, брызжущие пламенем и населенные огненными, поющими цветами, — и планеты немые, синие, где разумные камни объединены
в организованные общества, — планеты, достигшие, как наша земля, вершины абсолютного, стопроцентного счастья…
Тебя давит потолок — мечтай о высоких палатах; тебе мало свету — воображай залитую солнцем страну; тебя пробирает цыганская дрожь —
лети на благословенный юг; ты заключен
в четырех
стенах, как мышь
в мышеловке, — мечтай о свободе, и так далее.
Вот еще степной ужас, особенно опасный
в летние жары, когда трава высохла до излома и довольно одной искры, чтобы степь вспыхнула и пламя на десятки верст неслось огненной
стеной все сильнее и неотразимее, потому что при пожаре всегда начинается ураган. При первом запахе дыма табуны начинают
в тревоге метаться и мчатся очертя голову от огня.
Летит и птица. Бежит всякий зверь: и заяц, и волк, и лошадь — все
в общей куче.
Лодка была на середине, когда ее заметили с того берега. Песня сразу грянула еще сильнее, еще нестройнее, отражаясь от зеленой
стены крупного леса, к которому вплоть подошла вырубка. Через несколько минут, однако, песня прекратилась, и с вырубки слышался только громкий и такой же нестройный говор. Вскоре Ивахин опять стрелой
летел к нашему берегу и опять устремился с новою посудиной на ту сторону. Лицо у него было злое, но все-таки
в глазах проглядывала радость.
В ответ на это с монастырской
стены сыпалась картечь и
летели чугунные ядра. Не знал страха Гермоген и молча делал свое дело. Но случилось и ему испугаться. Задрожали у инока руки и ноги, а
в глазах пошли красные круги. Выехал как-то под
стену монастырскую сам Белоус на своем гнедом иноходце и каким-то узелком над головой помахивает. Навел на него пушку Гермоген, грянул выстрел — трое убито, а Белоус все своим узелком машет.
Сначала я счел это просто чудом, но потом привык и постоянно
лечил появлявшуюся легкоранность
в моих ружьях — вешаньем их на
стену для отдохновения.
Стоял я на пригорке над озером и смотрел: всё вокруг залито народом, и течёт тёмными волнами тело народное к воротам обители, бьётся, плещется о
стены её. Нисходит солнце, и ярко красны его осенние лучи. Колокола трепещут, как птицы, готовые
лететь вслед за песнью своей, и везде — обнажённые головы людей краснеют
в лучах солнца, подобно махровым макам.
Свечерело.
В предместиях дальных,
Где, как черные змеи,
летятКлубы дыма из труб колоссальных,
Где сплошными огнями горят
Красных фабрик громадные
стены,
Окаймляя столицу кругом, —
Начинаются мрачные сцены.
Но
в предместия мы не пойдем.
Нам зимою приятней столица
Там, где ярко горят фонари,
Где гуляют довольные лица,
Где катаются сами цари.
Бойцы, выстроившись
в две
стены, одна против другой, на порядочном расстоянии, долго стояли
в бездействии, и только одни мальчишки выскакивали с обеих сторон на нейтральную середину и бились между собою, подстрекаемые насмешками или похвалами взрослых; наконец, вышел вперед известный боец Абдулка, и сейчас явился перед ним также известный боец Никита; татарин
полетел с ног и вместо него вырос другой.
На улице — тихо и темно. По небу быстро
летели обрывки туч, по мостовой и
стенам домов ползли густые тени. Воздух был влажен, душен, пахло свежим листом, прелой землёй и тяжёлым запахом города. Пролетая над садами, ветер шелестел листвой деревьев — тихий и мягкий шёпот носился
в воздухе. Улица была узка, пустынна и подавлена этой задумчивой тишиной, а глухой грохот пролётки, раздававшийся вдали, звучал оскорбительно-нахально.
Судя по качке вагона и по стуку колес, поезд
летит быстро и неровно. Паровоз тяжело дышит, пыхтит не
в такт шуму поезда, и
в общем получается какое-то клокотанье. Быки беспокойно теснятся и стучат рогами о
стены.
Ардальон почувствовал себя
в некотором роде взятым за горло и крепко притиснутым
в угол к
стене. Все сорвалось, все лопнуло и все уже кончено!.. Где доводы? Где оправдания? Что тут выдумаешь?.. Ни одной мысли порядочной нет
в голове! Логика, находчивость — все это сбилось, спуталось и
полетело к черту! Пропал человек, ни за грош пропал!.. Все потеряно, кроме… да нет, даже и «кроме» потеряно!
Она слышала различные изменения
в этих движениях: тени то медленно плыли, то вдруг неслись быстро, быстро
летели одна за другой и исчезали, как будто таяли
в темных углах или уходили сквозь
стены.
Поддержки нет. Бешено бьются на
стене герои, окруженные полчищами врагов. Но иссякают силы. И вот мы видим: вниз головами воины
летят в пропасть, катятся со стонами по острым выступам, разбитые доспехи покрыты кровью и пылью… О позор, позор!
ан
летят со всех ног Илья-холуй да стряпуха Фекла, руками машут, гармонь из рук выворачивают. «Барыня взбеленимшись, у них только послеобеденный сон
в храп развернулся, а вы ее таким простонародным струментом сбудили. Приказано сей же час прекратить!» Загнул солдат некоторое солдатское присловье, Феклу так к
стене и шатнуло. Однако подчинился. Видит — барыня
в доме
в полных генеральских чинах, а помещик вроде сверхштатного обозного козла, — ротной собачке племянник.
Осажденные обливали своих противников горячей смолой, пускали
в них кучи стрел, обламывали сами
стены и скатывали их на русских.
В дружинников
летели горящие головни, град стрел, но они не отступали ни на шаг.
У противоположного дома очень гладкая и высокая
стена, и если
полетишь сверху, то решительно не за что зацепиться; и вот не могу отделаться от мучительной мысли, что это я упал с крыши и
лечу вниз, на панель, вдоль окон и карнизов. Тошнит даже. Чтобы не смотреть на эту
стену, начинаю ходить по кабинету, но тоже радости мало:
в подштанниках, босой, осторожно ступающий по скрипучему паркету, я все больше кажусь себе похожим на сумасшедшего или убийцу, который кого-то подстерегает. И все светло, и все светло.
Лети ко прадедам, орёл,
Пророком славной мести!
Мы твёрды: вождь наш перешёл
Путь гибели и чести;
С ним опыт, сын труда и лет;
Он бодр и с сединою;
Ему знаком победы след…
Доверенность к герою!
Нет, други, нет! не предана
Москва на расхищенье;
Там
стены!..
в россах вся она;
Мы здесь — и Бог наш мщенье.